Если у тебя есть бабушка, считай, что за тобой целая армия!

С коллегой – телеоператором Андреем Добриковым – мы разговорились о босоногом детстве не вдруг: работали в День семьи, любви и верности в Ноябрьск-парке на торжественной регистрации молодоженов. Это был достойный повод, чтобы вспомнить путеводные звезды и того, кто кинул нам нить Ариадны.

На тот большак, на перекресток

– На Север я второклассником приехал, – улыбался своим воспоминаниям Андрей. – А до этого рос в белорусских лесах, в деревне Воронино Могилевской области. Бабушка моя, Агафья Ильинична Степаненко, была строгой, но справедливой, да и дед – Иван Яковлевич – спуску не давал. Учил меня молоток в руках держать, бревна пилить, дрова рубить, сено косить. Благодарен им до самой жизни донца, низкий поклон бабе Гаше и деду Ване.

Нечасто мне приходилось слышать такие искренние признания от людей журналистских профессий. Тогда мы договорились с Андреем Николаевичем, что напишем о том, как это важно – напитаться житейской мудростью, заучить преподанные уроки, чтобы передать их потом своим детям.

– Я себя с трех лет помню: дед возил меня в детский сад на велосипеде, специально еще одно сиденье приспособил. Веники с ним заготавливали (березовые нужно было до Троицы нарезать), а еще я телочке на выпас носил пойло. Корова у нас была, Белка, – у нее на спине оказалось много белых пятен, а телочка – Марта. Косили с дедом сено, я с настоящей косой уже подростком познакомился, когда на летние каникулы в Белоруссию из Ноябрьска приезжал. А граблями с малолетства скошенную траву ворошил. Нравился ее запах. Но и уставал сильно. Этим мне поначалу запомнилась деревня: работать, работать, работать. Как потопаешь, так и полопаешь.

Слушаю незатейливый рассказ коллеги и товарища, а перед глазами встает сибирское село (родина моего отца): мне тоже посчастливилось попробовать деревенской жизни – корову в стадо отгонять, огород поливать, кур кормить. Зато и спать пришлось под пологом на сеновале (иначе комары заедали), и баню деревенскую топить, и шаньги с картошкой из русской печки вытаскивать. Очень вкусная еда там получалась: дядя Игнат (старший брат папы) и тетя Клава готовили в чугунках.

– А в Белоруссии как с яствами дело обстояло? – спрашиваю у Андрея.

– Блины из печи были вкуснейшие. Но у бабы Гаши еще и газовая плитка имелась, баллоны с пропаном привозили из Быхова (город в семи километрах от Воронино). Печка много дров потребляла, и мы с дедом Иваном ездили в Приборское лесничество Гомельского лесхоза. Нам давали порубочный билет, и мы сами рубили деревья. Это называлось «санитарная расчистка территории»: древесина была неликвидной, убирали ее с делянок при помощи населения. Почти на всех стволах находили следы от пуль, а то и сами пули, застрявшие в древесных волокнах. Такое вот эхо войны.

События уходят, память остается

В разговоре Андрей часто делал паузы, я его не торопила: у самой ком в горле, как вспомню исчезнувшую отцовскую деревню, поглощенную тюменской индустриализацией.

– Меня в Ноябрьск в 1984 году привезли. Везде сплошная стройка. Я пошел во вторую школу, потом переехали из вагончика в квартиру в доме на улице Дзержинского, перевелся в школу № 7. Хотел вернуться к бабушке, скучал по разговорам длинными вечерами, а еще мы с друзьями в Воронино на выходные жгли костры, устраивали танцы под магнитофон. Свобода. Чуть подрос – стал сам до малой родины добираться: маршрут запомнил по минутам. В ноябрьском аэропорту меня к кому-нибудь из пассажиров пристраивали, а как только прилетал в столицу, так сразу ехал на Белорусский вокзал. Оттуда шел фирменный поезд «Сож».
В Быхов приезжали рано утром, и я бежал на автостанцию, чтобы успеть на автобус в родную сторонку. С бабой Гашей можно было обсудить все что угодно. Помню ее фразы: «Ешь, пока рот свеж!»; «Будь человеком, свиньей еще успеешь стать…» – грубовато, зато доходчиво. Обмануть бабулю было невозможно. Скажет: «Ты смотри мне!», и вроде хочешь что-то приукрасить, приврать, но стыдно становится. Краснеешь, бледнеешь, как на исповеди.

Многое из этой беседы я узнала об Андрее, например, то, что он – ветеран боевых действий. Во время первой чеченской кампании два года находился в Грозном (1994-1996), в районе печально известной площади Минутка. Уцелел. А еще в начале нулевых он изучал генеалогию семьи Бориковых (девичья фамилия бабушки).

– Прадеда Илью Борикова советская власть раскулачила, активисты продразверстки забрали из семьи в колхоз двух коров и лошадь. Еще у него имелась пасека и девять душ детей. У моей бабушки было две сестры, в начале пятидесятых поселились все они рядышком в Воронино, даже забор между дворами не ставили. Двоюродному деду Федору, когда началась война, исполнилось три года, ему повезло. Старшие братья Агафьи Ильиничны с фронта не вернулись. А прадед мой погиб на Курской дуге.

Как тут не вспомнить, что Белоруссия оказалась первой республикой СССР, принявшей на себя удар вражеской армады. Например, город Быхов немцы заняли 8 июля 1941 года, через две недели после начала войны. И восстанавливать после Дня Победы разрушенное хозяйство белорусы тоже стали первыми, еще и другим регионам помогали.

Мне всегда хотелось подчеркнуть, что на Севере мы сплошь «Иваны, родство помнящие»: у друзей и приятелей дома хранятся альбомы с пожелтевшими от времени снимками, шкатулки с наградами и семейными реликвиями, бабушкины платки и шали. Вот и Андрей рассказал историю, как после смерти бабы Гаши в 2011 году его мама – Татьяна Ивановна – привезла из Воронино платок с яркими цветами, бережно хранившийся бабулей для особого случая. Сейчас его повязывает на шею Юля Добрикова, супруга Андрея, мама двенадцатилетнего Вани, правнука Агафьи и Ивана Степаненко.

И пусть не прервется эта прочная нить, недаром ведь кто-то из великих сказал: «Если у тебя есть бабушка, считай, что за тобой целая армия!»